сахарным голосом обратилась она к посетителям, — это наш сотрудник, у него срочный доклад Вадиму Антоновичу, не терпящий отлагательств. Он отчитается, а потом я попрошу вас зайти. Хорошо?.. Сергей, пройдите, пожалуйста.

Глава 20

Я прошел в кабинет и сразу понял, что шеф на взлете настроения.

— Входи, давай-давай, чего встал! — энергично велел он, хотя я и так вошел. — Присаживайся!

Я сел, он тоже тяжело хлопнулся в кресло, раскрыл рабочий блокнот.

— Смотри, — начал он, — народ уже начал прибывать на турнир. Надо пресс-конференцию сделать, это ты верно говоришь, тема нормальная. Завтра с утра давай репетицию поведем, а где-то после обеда — уже саму конференцию… или нет, послезавтра! Завтра не успеем, и еще народ подъедет, и журналюг надо обзвонить, собрать… да, это еще день как минимум. Значит, послезавтра. В цирке.

— А репетицию?

— А это у вас на «Труде» можно провести, как понимаю. Получится так?

До сих пор босс вроде бы не советовался со мной. Только приказывал, а теперь все менялось.

— Должно получиться, — ответил я. — Надо с Ракитиным прежде поговорить.

— Поговори значит, не вопрос. Завтра я всех постараюсь собрать, где-то к обеду или чуть позже.

Он помолчал. Подумал. Потом сказал:

— Ты присмотрись к ним. Подумай, кого можно будет привлечь в нашу систему. Нам силовая структура понадобится.

— Конечно, на карандаше держу, — я кивнул.

Вид у меня был совершенно невозмутимый, и это стоило мне некоторого труда, поскольку именно в этот миг меня осенила идея: похоже на то, что Кудряшов действительно уходит с госслужбы, обнаружив куда более интересное меню в частном бизнесе, где он собрался работать в партнерстве с моим шефом Вадимом Антоновичем. И вдвоем они думают отбиться от Варианта, закрыть ему дорогу сюда.

Вряд ли шеф мог прочесть мои мысли, скорее мы с ним синхронно подумали об одном и том же.

— У меня информация, что Вариант уже здесь, — обронил он. — Шифруется на конспиративной квартире, пока не вылезает оттуда.

Последнее он произнес с ядовитой иронией, но я ухватил иное в его словах:

— Мне стоит быть осмотрительнее?

— Это никогда не будет лишним…

Моя мысль поехала в сторону Алины: не выследят ли ее люди Варианта?.. Шеф, однако, сам того не желая, успокоил:

—…но я не думаю, что до турнира он решится на резкие действия. Уже слух пошел, уже многие должны приехать, это дело такое — тонкое…

— Значительные лица должны приехать?

— Не без этого. Вообще, — здесь в голосе Вадима Антоновича даже пробился энтузиазм, — с этим турниром здорово получилось! Мы вправду прогремим, и можем инвестиции получить. Но вот здесь и есть опасность…

Тут Вадим Антонович пустился в рассуждения и, надо сказать, достаточно здравые. По его словам, до соревнований Вариант рыпаться против нас не будет — ему даже выгодно, чтобы турнир прошел успешно. А вот затем он попытается «переформатировать» понаехавших влиятельных лиц на предмет того, что именно он сможет наилучшим образом организовать прибыль от разнообразного бизнеса в Уфе, включая всякий сомнительный. Для этих самых лиц прибыль — священная корова, все остальное второстепенно; лица и сами не в идеальных отношениях с законом и моральными нагрузками не отягощены. Естественно, они не будут разборчивы в источниках денег, ну или будут закрывать глаза… Вот тут-то Саня Вариант и постарается их убедить, и уж постарается аргументы подобрать.

— А это он умеет, не поспоришь, — признал шеф, вздыхая. — Но и мы не пальцем деланы! Так что после турнира жди зарубу! Деньги и власть, да… это тот еще двигатель жизни…

Вадим Антонович расфилософствовался, и я подумал, что сейчас он вновь достанет из сейфа или стола спиртное… но нет, обошелся философией всухую. Еще поговорил о том, что на кону стоит многое, серьезные деньги, и за них придется побороться как следует. Думаю, что и еще бы побазарил, но тут в двери возникла Алина:

— Вадим Антонович, у нас Кудряшов на линии…

Босс немедля схватился за трубку, а мне глазами сделал знак: свободен! Я вышел вслед за секретаршей.

Успев привыкнуть к тому, что все тут мастера безмолвных диалогов, я подмигнул Алине и сделал не очень приличный жест — когда, мол, будем делать нечто? Она беззвучно рассмеялась, показала на телефонный аппарат, а потом на мой пейджер — позвоню.

Так и поговорили. Очень даже содержательно.

От шефа я рванул к Ракитину, сказал, что на завтра назначена репетиция пресс-конференции, после тренировки, разумеется. Андрей Борисович для вида поморщился, хотя я просек, что ему это любопытно — ну, в самом деле, зрелище для наших людей экзотическое. Да, он добавил еще, что заходили два челябинских молодца, познакомились. Попросили разрешения потренироваться, чтобы форму не терять. Справедливый Ракитин разрешил, парни поспарринговались без фанатизма…

—…что-то в них есть, — твердо сказал Ракитин. — Кое-что, да они умеют. Не пентюхи с улицы это точно.

Я кивнул понимающе:

— Посмотрим, кто еще прибудет. Что за публика. Сдается мне, что будет интересно…

Примерно на этом мы расстались, а вскоре мне поступил сигнал на пейджер от шефа — прибыть срочно.

Недоумевая, что за пожар такой, я откладывать не стал и прибыл, Алина лишь головой кивнула на дверь кабинета, и я вошел.

— Ага, здесь уже! Оперативно, — похвалил босс. — Вот что, сейчас возьмешь мою машину с водилой, рванете в аэропорт. Участники прибудут, вип-персоны, понял? Из Москвы. Надо встретить.

— Понял.

— Сейчас еще поймешь.

И он объяснил, что прибывает некий тип, уже участвовавший в подпольных боях и побеждавший, уже известный в узких кругах. Имени своего он не афиширует, выступает под кличкой «Бомбер» — бомбардировщик, значит…

— По-английски, что ли?

— Ну, так выходит.

— А что, по-русски нельзя сказать?

— Спроси чего полегче! — полыхнул шеф. Взгляд жестко сверкнул. — Такой уж, видать, этот… сноб.

Сноб прилетает не один, а с личным менеджером, он же адвокат и, вообще, похоже, на все руки мастер. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Этого зовут Аркадий Львович.

— Серьезные люди прилетают, — сказал я с иронией, но шеф юмора не поддержал:

— Сами-то они, может, и петрушки, да за ними могут на самом деле могут монстры быть, это верно… Короче, надо по людски встретить. Я не могу — не в уровень мне. Давай ты. Водилой, кстати, Ильдар, знакомый твой — он теперь у меня на БМВ, пошел на повышение… Давайте, до самолета два часа.

— Есть, — по-военному ответил я.

Уже в пути я от Ильдара узнал, что везти гостей надо в гостиницу «Россия» — это рядом с цирком, где будет проходить состязание.

— Не был еще там?

— Не довелось как-то.

— Ну, увидишь! Там же и мэрия, ну, Горсовет по-старому. Увидишь…

Уфимский аэропорт находится километрах в двадцати к югу от города. Мы переехали мост через реку Белую, по-башкирски — Агидель, помчались по четырехполосной трассе вдоль всяких пригородных мест и сооружений. В порту мы выяснили, что московский рейс прибывает через час, зашли в буфет, попили кофе со всякой сдобной чепухой, и тут на пейждер пришло сообщение от Алины:

«Позвони, когда сможешь». И незнакомый номер телефона. Домашний, должно быть.

Ильдара, чувствовалось, разбирало любопытство спросить, но дисциплина перевесила. Промолчал, хотя и поерзал.

Мы допили кофе, поболтали о пустяках, здесь и объявление подоспело: прибывает московский рейс… мы пошли встречать.

Наших гостей узнали сразу: одеты ярко, броско, сразу заметны в темной толпе, где большинство в одежде черных, коричневых, чернильных тонов… Они тащили и два здоровенных спортивных баула. Почему-то я думал увидеть Аркадия Львовича юрким, мелким, жуликоватым мужичком — а оказался рослый, вполне спортивный, представительный и даже обаятельный:

— Здравствуйте, здравствуйте… — приятным низковатым голосом с барскими модуляциями заговорил он дружелюбно вроде бы, но снисходительно, как старший с младшими. — Рад познакомиться!

Зато второй…

Тот самый Бомбер — конечно, это был он примерно одного роста с промоутером, в районе 185, сухощавый, плечистый, очень надменный и какой-то винтажно-гламурный даже для девяносто третьего года, в духе элегантного голливудского мафиозо. Впрочем, несмотря на ухоженно-богемный вид, по пластике сразу было видно, что это боец хорошего класса, и меня как-то внезапно щипнула ревность — а как бы я выглядел в бою с ним? Справился бы?.. Сам-то он, похоже, не сомневался, смотрел на нас, как на говно в унитазе, впрочем, так он смотрел на весь белый свет — весь мир говно, один он ясный сокол. Руки нам не подал, как-то неясно кивнул-не кивнул,